Тихим нравом Вася-дед (у коми сначала идет имя, а потом семейный статус) никогда не отличался. Как-то раз на дальнем сенокосе повздорил и подрался с молодыми мужиками. Тем, видимо, досталось крепко и они подали на него в суд. По его решению вчерашнего фронтовика отправили валить лес куда-то под Ухту. Семейная легенда гласит о том, что он там не поладил с урками, вошел в конфликт, но был амнистирован и отправлен домой от греха подальше. Это, конечно, только с его слов, но мы верим.
Я помню его с самых малых лет.
Всякий раз, когда мы приезжали в Буткан, при первой возможности шел к ним в гости за щедрой долей любви и внимания. Бог не дал им родных внуков, поэтому все доставалось нам, приезжим.
В доме или около него нас встречали ласковые охотничьи собаки. Сам Вася-дед часто был занят разделыванием очередного добытого зверя, много шутил, смеялся и подтрунивал над бабушкой Граней. Вежань-баб - как мы ее называли - тоже не отмалчивалась и строго отчитывала его: "Надымил старый черт! Такой большой гость пришел к нам и чем он теперь дышать будет?" Большой гость еще в школу не ходил, но понимал, что строгость эта условная, что любви в тех словах было гораздо больше. Это и заставляло "провинившегося" моментально тушить папиросу и начать размахивать руками в попытке разогнать дым по каким-то дальним углам небольшой комнаты. Вежань-баб за много лет совместной жизни научилась быть громоотводом в доме. Умела виртуозно разрядить ситуацию, перевести ее в смех, успокоить своего мужа.
Дом Матвеевых стоял на самом берегу Буткан-ты и весной большая вода едва не касалась его нижних венцов. Однажды, прямо во время большого первомайского застолья старый охотник незаметно зарядил ружье и не вставая из-за стола, выстрелил из окна по уткам. Через мгновение натасканная лайка запрыгнула на стол, потом на подоконник и оттуда, сильно оттолкнувшись, уверенно сиганула в воду. Дым, крик, смех, мать-перемать - такие сцены врезаются в память навсегда! Таков был Вася-дед!
Словом, весело и душевно было всегда в этой семье и казалось, так будет вечно! Но августе 98 года наш веселый дедушка уже не ходил в лес, ослабшим лежал в постели.
В те дни я как раз догуливал в Буткане свой отпуск. Как-то утром позвала меня бабушка Граня и попросила помочь его накормить. Вася-дед уже пару дней не открывал глаз и ни с кем не разговаривал. Я просунул руку под его плечи и приподнял целиком уже несгибающееся его тело. Бабушка попросила посадить и я легонько нажал около паха. Тело не сгибалось. Я нажал сильнее. И в этот момент даже не услышал, а почувствовал, будто кто-то мне вложил прямо в мозг: "Не дави". Я решил, что мне показалась и еще раз попробовал усадить деда. Когда все повторилось, я наконец, понял, что это Вася-дед, прижатый губами к моему уху, едва слышно шепчет мне. Тогда я поднял его на руки целиком (веса в нем никакого не было) и слегка наклонил. Кушать он не стал, а еще через несколько часов тихо умер.
Все ветшает в этом мире, все приходит в негодность. Даже такое совершенное творение, как человеческое тело.
Вечером, в той самой комнате с окнами на озеро, лежал на полу Вася-дед. Сиротливо смотрелось на расстеленной клеенке его старое, иссохшее, маленькое, словно мальчишеское тело. Кожа не обтягивала, а мягкой тканью лежала на костях старого человека. Вместе с Шуриком - нашим общим дальним родственником - мы обмыли его, побрили, одели в чистое. После того как все сделали, присели рядом. Лицо у дедушки было усталым, но удивительно спокойным.
В эти дни бушевал в стране очередной дефолт, снова летел в пропасть рубль, останавливали работу предприятия. Но все это было где-то далеко, в другом измерении, в какой-то другой вселенной. В нашей - на краю Буткана - все остановилось в тот момент, замерло и стихло.
Догорал за озером закат, темнела плотная стена близкого леса. В соседней комнате, не вытирая горьких слез, беззвучно плакала бабушка Граня.